Только сейчас Хилари поняла, что Фрай мог остаться в доме. Он мог юркнуть в одну из комнат внизу, затаиться в шкафу, терпеливо переждать приход полиции, выскочить и наброситься на нее. Хилари выскочила на площадку в тот момент, когда он спустился в фойе. Через секунду она услышала, как щелкнул замок. Фрай вышел, с силой хлопнув дверью.

Хилари уже почти спустилась вниз, когда ей пришла мысль, что Фрай мог хлопнуть дверью и остаться в фойе. Хилари шла по лестнице, опустив вниз руку с пистолетом, но сейчас, в предчувствии дурного, выставила ствол прямо перед собой. Хилари задержалась на последней ступеньке, прислушалась. Наконец, она медленно вошла в фойе. Пусто. Дверца шкафа распахнута. Фрай действительно ушел. Она закрыла шкаф. Потом заперла входную дверь. Пошатываясь, она пересекла гостиную и вошла в кабинет. В воздухе стоял лимонный запах мебельной полировки: две женщины из службы услуг были здесь вчера. Хилари зажгла свет и подошла к столу, положила пистолет на книгу. В вазе на столике стояли белые и красные розы. Запах цветов причудливо смешивался с запахом лака.

Хилари тяжело опустилась в кресло, притянула телефон и нашла номер полиции.

Не выдержав, она разрыдалась. Хилари пыталась сдержать горячие слезы. Она — Хилари Томас. Хилари Томас не плачет никогда. Пусть весь свет ополчится против нее, она не сдастся. Хилари Томас сдержит себя. Слезы все струились из-под плотно сжатых век. Крупные капли пробегали по щекам, солью пощипывали уголки губ, падали с подбородка. Сначала она сдерживала всхлипывания, но потом ее затрясло и вырвались горькие рыдания. Где-то в горле перекатывался комок, першил, болью отдавался в груди.

Хилари не выдержала. Она рыдала, брызгала слюной, глотала воздух. Вырвался страшный вопль, Хилари обхватила себя руками. Она рыдала не потому, что Фрай причинил ей боль. Физическая боль отошла. Трудно было выразить в словах, что так подействовало на нее. Наверное, от того, что Фрай осквернил ее. Хилари сгорала от злобы и стыда. И хотя он не изнасиловал ее, и даже не сорвал одежду, он разрушил хрупкую оболочку ее частной жизни, сломал стену, которую она с таким трудом воздвигала, скрываясь от людей. Он изгадил уютный мир. Хилари передернулась, вспомнив его липкие теплые руки.

Сегодня вечером за лучшим столиком в «Поло Ланж» Уэлли Топелис пытался убедить ее, чтобы она не отделяла себя наглухо от других. Эта беседа заставила ее задуматься. Впервые за свои двадцать девять лет она допустила возможность сближения с людьми. После хороших новостей от Уэлли ей самой хотелось зажить жизнью, не терзаемой постоянным страхом одиночества. Жить с друзьями. Больше отдыхать. Больше развлечений. Прекрасная мечта, за новую жизнь стоило сразиться. Но Бруно Фрай взял хрупкую мечту за горло и задушил ее. Он напомнил ей о жестокости мира — этого темного подвала со страшными призраками, прячущимися по углам.

Хилари хотела вырваться из тени привидений, перейти на светлую землю, но Фрай сбросил ее туда, откуда она выбиралась, обратно в царство сомнения, страха, обратно в устрашающую безопасность одиночества.

Она рыдала, чувствуя, будто что-то сломалось внутри нее. Она рыдала, потому что была унижена, потому что он вырвал ее мечту и растоптал ее, как здоровый детина ломает игрушку беззащитного ребенка.

Узоры. Они зачаровывали Энтони Клеменсу. На заходе солнца, когда Хилари Томас бесцельно проезжала мимо холмов, Энтони Клеменса и лейтенант Фрэнк Говард допрашивали бармена из Санта-Мо-ники. За огромными окнами западной стены заходящее солнце бросало изменчивые оранжево-пурпурные тени на темнеющую поверхность океана.

Это был бар «Рай» для одиноких людей. Здесь встречались вечные одиночки, представители обоих полов, которые достигли такого возраста, когда традиционные места встреч — ужины в приходе, танцы у соседей, общественные пикники, благотворительные клубы — были сметены не только новыми веяниями жизни, но и настоящими бульдозерами. Земля, на которой они жили, теперь занята небоскребами офисов, пиццериями и пятиэтажными гаражами. В этом баре могли встретиться скромная секретарша из Гласворса и застенчивый программист из Бербанна, иногда — насильник и жертва насилия.

Для Энтони Клеменсы вид посетителей помогал понять место, где он оказался.

Самые красивые женщины и элегантные мужчины сидели прямо на высоких стульях у стойки и за столиками для коктейлей. Нога закинута за ногу, небольшой изгиб плеч, именно на такой угол, чтобы показать чистые линии лица и изящество корпуса. Они составляли симметричную картину бара.

Другие, которые не были столь красивы, но все-таки довольно привлекательны, старались сесть или встать так, чтобы скрыть свои недостатки и выставить в более приятном свете свои достоинства. Их позы словно говорили: «Мне легко, я отдыхаю, мне нет никакого дела до роскошных стройных женщин и самоуверенных мужчин».

Третью и самую многочисленную группу в баре составляли обычные люди, не красавцы, но и не уроды, занимавшие места у стен. Иногда они стремительно проходили от столика к столику, смущенно улыбаясь и произнося несколько слов скороговоркой. Им было тяжело, что они никому не нужны.

Над всем этим царила тоска. Черные полоски нереализованных надежд. Клетчатые поля одиночества. Отчаяние, вышитое в цветную «елочку». Так думал Энтони. Но не для наблюдений за солнцем и посетителями «Рая» пришли сюда Энтони и Фрэнк Говард. Они искали Бобби Вальдеса по кличке «Ангел».

В апреле прошлого года Бобби был выпущен на свободу, отсидев семь лет из пятнадцати за изнасилование и убийство.

Восемь лет назад Бобби изнасиловал шестнадцать женщин. Полиция доказала три из них. Однажды Бобби пристал к женщине в парке, угрожая пистолетом, затащил ее в машину, увез на безлюдную дорогу в Голливуд-Хиллз, сорвал платье, изнасиловал ее, потом вытолкнул из машины и уехал. Женщина скатилась с обочины и упала на заваленный забор — острые деревянные столбики с ржавой колючей проволокой. Проволока изранила тело, острый обломок доски пробил грудь и вышел из спины. Еще в машине, когда Бобби вытаскивал ее, она судорожно схватила какую-то мягкую бумажку, падая, она увидела, что это была кредитная карточка. Карточку нашли в руке трупа. Более того, полиция узнала, что убитая носила трусики одного фасона — подарок друга. На каждой паре было вышито шелковыми нитками: «Собственность Херри». Такие трусики, изорванные и грязные, обнаружили в коллекции нижнего белья в квартире Бобби. На основании двух улик Бобби был арестован.

На беду, обстоятельства сложились так, что Бобби легко отделался. При аресте была допущена небольшая ошибка, слухи дошли до судей, и те благородно вознегодовали по поводу несоблюдения конституционных прав. Прокурор округа, по имени Куперхаузен, в это время отвечал на обвинения в политической коррупции.

Зная, что неосторожное обращение с преступником во время ареста могло ухудшить его положение, решили замять это дело и признать Бобби виновным в трех изнасилованиях и одном убийстве. Некоторые детективы, в том числе Тони Клеменса, считали, что Куперхаузену следовало добавить к списку обвинений еще похищение ребенка, изнасилование, педерастию, вооруженное нападение. Улик было более чем достаточно. Все говорило против него — и вдруг такой неожиданный подарок судьбы. Теперь Бобби на свободе. «Но, возможно, ненадолго», — думал Тони.